Наш нынешний герой совершил одно из важнейших открытий в нейронауках XX века, в один год с величайшим открытием в биологии, которое сделали Уотсон и Крик (ну, не только они, но в этот спор мы не будем влезать). Удивительно и то, что это-то открытие он совершил самостоятельно, без помощи, и, даже, пожалуй, вопреки своему официальному соавтору, научному руководителю и тоже выходцу из России. Но обо всём по порядку.
В нашей книге очень много лауреатов нобелевской премии по физиологии или медицине. Кто-то обнаружил то, как передаются нервные импульсы, кто-то придумал лоботомию и ангиографию сосудов головного мозга, кто-то спорил о том, непрерывна ли сеть нервных клеток или имеет разрывы (сейчас мы знаем их как синапсы). Все они были достойны своей премии. Но имелись и люди, которые совершили важнейшие открытия в науке о мозге, но остались почти незамеченными. По крайней мере, для Нобелевского комитета. Например, все пионеры электроэнцефалографии Владимир Правдич-Неминский и Ганс Бергер.
Если быть точным, Евгений Азеринский (российская википедия знает его как Юджина Асерински, и русская статья гораздо больше английской) – потомок эмигрантов из России. Деда его хорошо знали в Самаре как книгоиздателя и владельца типографии – типография Лейба Азеринского на Дворянской улице. В США переехал отец будущего учёного, Борис Азеринский. Сам же Евгений/Юджин родился уже в Бруклине 6 мая 1921 года, так что совсем недавно мы отмечали 95-летие со дня рождения первооткрывателя фазы быстрого сна.
Папа Евгения был зубным врачом. И всё было бы хорошо, если бы он, как и положено нормальному еврейскому зубному врачу, лечил только зубы. Они у людей болят всегда, и копеечка, простите, центик, зубной врач имеет почти постоянно. Даже в Великую Депрессию.
Но вы видели бедного зубного врача? Борис Азеринский стал именно таким. Потому что он, видимо, решив, что ещё подобен великим русским писателям, играл в карты. И сына привлёк, заставляя парня вместе с собой шулерствовать. Тем более, что мать, Софья Азеринская, умерла в 1933 году… Евгений-Юджин из-за этого пропускал школу, «выезжая» на недюжинном уме. Школа (точнее, Бруклинский колледж) оказалась единственным учебным заведением, которое закончил будущий гений сомнологии.
После школы наш герой пошёл учиться на зубного врача в Университет штата Мэриленд, однако, папина карьера – ни стоматолога, ни шулера – его не прельщала.Тем более, он был слеп на один глаз. В итоге Азеринский «забил» на университет, поработал бухгалтером, был подносчиком снарядов на британском фронте во Вторую Мировую…
Разумеется, многие считали, что Азеринский понапрасну растрачивает свою жизнь. В итоге друзья убедили его попытать счастья в науке. В 1949 году Юджин, несмотря только на диплом колледжа, решил пойти в Чикагский университет и заняться физиологией. И ему всё удалось! В университет его взяли.
Итак, 1949 год. Азеринский – студент Чикагского университета. Ему 28 лет (хорош новый студент, впрочем, после войны и в наших университетах оказалось полно студентов под 30)… Надо заниматься наукой. Но вот проблема – все хорошие места заняты. Есть только соотечественник и «соплеменник» (в библейском смысле), уроженец Кишинёва Натаниэл Клейтман.
Этот человек с весьма интересной судьбой: о нем у нас будет отдельная статья.
Здесь же мы скажем то, что к послевоенному времени Клейтмана уже прозвали «отец исследований сна». Именно Клейтман в 1925 году основал в Чикагском университете первую в мире сомнологическую лабораторию, именно он сначала доказал, что во время депривации сна (когда организму не дают заснуть), не происходит накопление некоего загадочного гипнотоксина. Это именно он в 1938 году провёл 32 дня в Мамонтовой пещере, пытаясь у себя и ассистента продлить циркадные ритмы до 28 часов (и потом расширил исследования этих циклов в эксперименте на подводной лодке). В 1939 году он выпустил первую монографию по сомнологии Sleep and Wakefulnes.
Клейтман за работой
В общем, Клейтман был известнейшим учёным, аспирантов брал, но… Но Азеринский не хотел заниматься сном. Другое дело, что деваться было некуда. Жена (он женился весьма рано, и к моменту, о котором мы говорим, у Азеринского имелся семилетний сын, а семья ждала второго ребёнка) страдала психическим заболеванием – маниакально-депрессивным расстройством. Они жили в старом военном бараке, испытывали хроническую нужду и, как пишут биографы, молодому учёному приходилось воровать овощи в магазине.
Так что хочешь-не хочешь, а скажут изучать сон младенца – придётся изучать сон младенца. Слежение за «моргательными» движениями малышей во время засыпания стало первым научным делом для Евгения. Что ж, он совершил «великое открытие», узнав, что есть минут 20, когда младенцы не моргают.
Понятно, что изучать сон детей постарше и взрослых Евгений рвался с особым энтузиазмом, тем более, что люди, которые сознательно разговаривают, могут что-то сказать – и они говорили, что, во-первых, желают спать в темноте, а во-вторых, что было бы неплохо, чтобы никто над душой не стоял. Особенно над спящей душой. А Азеринский придумал эксперимент – следить за движениями глаз у спящего взрослого человека всю ночь – ведь так можно понимать, спит человек или нет, вне зависимости от того, открыты ли у него глаза. Ему казалось, что так можно набрать неплохой материал для диссертации.
Клейтман вспомнил, что у него на складе «завалялся» нерабочий динограф – некое примитивное подобие современного электроэнцефалографа с возможностью фиксировать движения глаз. Динограф оказался некалиброванным, и даже фирма-производитель отказалась помочь, ссылаясь на то, что это – опытный образец. Конструктор Франклин Оффнер сообщил, что динограф Клейтмана хорош для музея, поскольку его собирали ещё вручную без всяких схем. Так что рады бы помочь, но у самих документации на ЭТО нет.
Хорошо, что у Азеринского нашёлся смышлёный и рукастый сокурсник, вместе с которым они всё же заставили прибор работать.
Но когда начались первые эксперименты, которые наш герой ставил сначала на своем восьмилетнем сыне Армонде, начались и первые проблемы. Динограф словно барахлил. Как ни переставляли датчики, казалось, что какую-то часть ночи мозг просыпается и начинает «бодрствовать». Еще и глаза принимались «бегать» под закрытыми веками…
Сначала недочёты списывали на ошибку прибора, но на других испытуемых, во всех вариантах эксперимента, всё повторялось. Ещё и стало понятно, что во время этих странных моментов «бодрствования во сне» у испытуемых углубляется дыхание и учащается сердечный ритм. Похоже, Азеринский нашёл что-то новое и очень важное. Хотя поверить в то, что учёные до сих пор ничего подобного не заметили, было сложно.
Недоверчивый Клейтман проверяет на себе наличие фазы REM
Мэтр Клейтман, естественно, не поверил: как так могло быть, что за свои десятилетия изучения сна (лаборатории в 1953 году исполнилось 28 лет) он ничего такого не заметил? Он заставлял перепроверять (и одновременно экономить бумагу для записи ЭЭГ). Но в итоге странные сигналы обнаружились и во время сна самого завлаба, и его дочери. 26 испытуемых с одним и тем же результатом. Руководитель сдался и коротенькое сообщение Regularly Occurring Periods of Eye Motility, and Concomitant Phenomena, During Sleep отправилось в журнал Science. Любопытно, что в это же время в Nature вышла короткая статья Уотсона и Крика об открытии структуры ДНК.
В мире начались сразу две революции – молекулярно-биологическая и физиологическая. Научный журналист Денис Тулинов приводит фразу бывшего редактора журнала Sleep Тома Рота об этих двух открытиях: «это аналогично полёту на Марс в условиях, когда треть поверхности Земли остаётся неисследованной». Действительно, удивительно, что люди уже докопались до молекулярных основ бытия, понятия не имея, что с ними происходит треть жизни.
Ещё более удивительно другое: Уотсону и Крику вместе с Морисом Уилкинсом их статья принесла Нобелевскую премию в 1962 году, Азеринский получил лишь степень PhD. Более того, минимум до 1965 года его так и не номинировали на высшую награду.
Возможно, тому виной характер нашего героя. Вот что он писал в ответ на попытки своего ассистента, студента Уильяма Демента, даже не попавшего в соавторы статьи, заявить на свою «долю» славы: «Если что и характеризует открытие R.E.M., так это то, что там не было коллективной работы вовсе. Клейтман был замкнут, почти уединён сам с собой, и между нами было очень мало контактов. Кроме того, я сам исключительно упрямый человек и никогда не радуюсь перспективе совместной работы. Это незавидное качество сопровождало всю мою карьеру, в чём несложно убедиться из моего резюме: в первых тридцати моих статьях, охватывающих 25 лет работы, я единственный, либо основной автор».
Что же происходит во время этого удивительного отрезка времени, получившего название «парадоксального» сна (он же – REM-фаза, сон БДГ – с быстрыми движениями глаз, «быстрый сон»)? На ЭЭГ мозг бодрствует, а тело, наоборот, выключается. Все мышцы, управляющие движением тела (за вычетом глазных яблок), практически парализованы. Именно в это время, судя по всему, мы видим сны. Быстрая фаза составляет примерно одну четвёртую-одну пятую всего времени сна. Зачем она нам нужна – до сих пор выясняется, и ей на нашем портале ещё будет посвящена не одна статья…
А пока вернёмся к первооткрывателю. Он стал PhD, но денег открытие Евгению не принесло. Азеринскому пришлось покинуть Клейтмана и заниматься разными вещами: в Сиэтле пытаться управлять косяками лосося при помощи электричества, в Филадельфии изучать электрическую активность мозга… А жизнь всё рушилась: в 1957 году покончила с собой его жена, оставив двух детей.
Даже собственный сын убеждал основателя исследований парадоксального сна вернуться в созданную им область… Тем не менее, он уже выпал из круга. В 1963 году Азеринскому, приехавшему на съезд исследователей сна в Нью-Йорке, сказали: «Мы думали, что вас уже нет в живых», Клейтман не взял его к себе, напомнив в письме, что его бывший аспирант должен ему 100 долларов…
Позволим себе снова с разрешения процитировать первого русского биографа Азеринского, Дениса Тулинова:
«Однажды в 1989 году Питер Широмани, доцент психиатрии Калифорнийского университета в Сан-Диего, остановил свой автомобиль возле универмага в городке Энсинитас. Номер его машины содержал сочетание «REM SLEP». К нему подошла женщина и улыбнулась: «Очень понравился ваш номер. Ведь как раз мой отец открыл R.E.M.» — «Так вы, должно быть, дочь Евгения Азеринского!»— обрадовался Широмани. Она определённо испытывала гордость за своего отца, и ей было приятно, что кто-то знает его имя. Они говорили недолго, но с большим энтузиазмом. К счастью, доцент не упустил случая попросить адрес отца собеседницы. Он передал его затем знакомому специалисту по сну Джерому Сигелу, который спустя несколько лет пригласил Азеринского на симпозиум 1995 года в Нэшвилле, который он готовил в честь 100-летия Клейтмана (тот ещё был жив). Несмотря на все трения, именно Демент — к тому времени уже корифей сомнологии — представил Азеринского двухтысячному собранию ведущих специалистов. Публика приветствовала Азеринского овацией, люди поднялись со своих кресел. Овация повторилась и после того, как Азеринский закончил своё выступление. Его дочь Джил отмечает: «Это был один из наивысших моментов в его жизни».
…22 июля 1998 года, когда Азеринскому было 77, он закончил свой земной путь. Что символично, это случилось во сне: первооткрыватель парадоксального сна заснул за рулём и «вписался» в дерево. Увы, его мало знали при жизни, и почти не знает широкая публика сейчас, после смерти. К счастью, ситуация постепенно исправляется – и благодаря энтузиастам, статья в русскоязычной википедии о нашем герое сейчас вчетверо длиннее англоязычного аналога. А исследования REM продолжаются. Сомнологи постоянно узнают что-то новое. Например, совсем недавно установлено, что очень короткие, по несколько секунд, фазы REM-сна есть и у ящериц.
А впереди ещё так много открытий!
Текст: Алексей Паевский
